Интервью с Роландом Мосером Предлагаем вашему вниманию интервью с педагогом октябрьского мастер-класса Omnibus Laboratorium, композитором Роландом Мосером: Вы присутствовали на лекции, где рассказывалось об эксперименте по нотной фиксации узбекской музыки (макомов), какое у Вас осталось впечатление от этого эксперимента? Я думаю, хорошо, что эксперимент проводили практикующие музыканты, а не ученые-музыковеды. Это придает исследованию необычный аспект. Потому что чисто теоретические музыковедческие исследования были бы интересны не такому широкому кругу людей. Заниматься исследованиями такой музыки с практической стороны - именно в этом уникальность работы. Конечно, многое из того, что я услышал здесь на лекциях, мне было уже известно - теорию арабской, египетской, иранской и прочей макомной музыки на Западе более или менее знают. Специфика здешней ситуации в том, что узбекские музыканты должны вновь обрести свои корни, вернуться к законам и технологиям, которые лежат в основе макомата и которые во многом были утеряны и забыты. Тем важнее, что этим занимаются молодые люди в связи с современной музыкой. А значит, исследование не останется сухой архивной работой, а превратится в музыку сегодняшнего дня. Воссоздавая то, что было когда-то, Omnibus продолжает возникшую в 60-е годы в Европе тенденцию аутентичного исполнения произведений, написанных ранее. Например, чтобы музыку барокко играть на реконструированных барочных инструментах, а написанную в период Ренессанса музыку исполнять на современных тому времени инструментах. Последние лет 20 лет это направление очень востребовано, и многие тогдашние коллективы сейчас получили широкое признание. И при этом выдающиеся исполнители аутентичной музыки, как ни странно, часто интересовались сочинениями современных композиторов. В частности, их интересовало, насколько новая музыка конфликтует или взаимодействует с музыкой старинной. В 60-70 годы Вы вместе со своими друзьями из бернского ансамбля New Horizons Ensemble (http://www.musinfo.ch/index.php) много экспериментировали с современной музыкой. В чем именно заключались эти эксперименты? Мы основали Ансамбль в 1968 году, и он до сих пор существует под руководством композитора и исполнителя Урса Питера Шнейдера/ Urs Peter Schneider. И главной нашей идеей было освобождение от существовавших тогда музыкальных стереотипов и догм. Почувствовав новые интересные влияния в авангардных произведениях американских композиторов Джона Кейджа, Мортона Фелдмана, Кристиана Вульфа, мы активно исполняли их музыку, участвуя в европейских альтернативных фестивалях. (Хотя теперь, когда нынешний год объявлен Годом Кейджа и вдруг все стали его играть, нам вовсе не хочется примыкать к этой фестивальной кампании). Должен подчеркнуть один очень важный момент в концепции New Horizons Ensemble: с самого начала в нашем ансамбле из восьми музыкантов пятеро были композиторами. Для нас было главным не столько исполнять, сколько импровизировать и сочинять собственную музыку, экспериментируя со звуком. Omnibus также стремится к аутентичному исполнению традиционной музыки, и также создает свою музыку. Причем не в одиночку, в кабинетной тиши, а по методу коллективной композиции, в условиях совместной лабораторной работы композиторов и исполнителей, путем изучения огромного материала и сочинения множества набросков. Вы в своих лекциях, возможно непроизвольно, объединили Узбекистан и Швейцарию тем, что в тяжелые военные или послевоенные годы обе эти страны принимали многих людей искусства. Вы говорили и об Ахматовой, попавшей в Узбекистан в годы 2 мировой войны, и о Василии Кандинском и Пауле Клее, в тяжелые годы приехавших в Швейцарию. Такие люди, несомненно, оказали влияние на культуру принимающей страны. Можно ли обнаружить какие-то закономерности влияния приезжих артистов и художников на культурную жизнь Швейцарии? В те годы множество творческих людей действительно, перебрались в Швейцарию, в том числе вернулся из Германии на родину и Пауль Клее. Их влияние было разным. К примеру, Набоков незначительно повлиял на швейцарскую литературу, а вот фигура Стравинского, наоборот, была очень важной в музыкальной жизни Швейцарии, здесь была создана целая его школа. Даже Шёнберг не имел подобного музыкального влияния, и серийная музыка практически не исполнялась в Швейцарии именно из-за авторитета Стравинского. Парадоксально то, что первое мной услышанное 12-тоновое произведение было написано именно Стравинским. Весь последний период его жизни был связан как раз с сочинением 12-тоновой серийной музыки. И через его произведения швейцарцы заново открывали для себя Шёнберга, Веберна и Берга. Так что в каждом конкретном случае влияние происходит по-своему и на культурную жизнь влияют разные факторы. Интересно, повлиял ли нынешний экономический кризис на состояние современной музыки в Швейцарии? У нас не так много ансамблей или фестивалей современной музыки, которые постоянно поддерживаются государством или отдельными фондами. Хотя незначительные сокращения финансирования были, положение в целом не изменилось. И мы чувствуем себя в несколько более привилегированном положении, чем, к примеру, голландцы. В Нидерландах огромное количество ансамблей, очень многое уже сделавших для новой музыки. Поэтому, когда господдержка прекратилась, урон для них был очень ощутим. В Швейцарии тоже никогда не было слишком много денег на современную музыку. При этом не надо забывать, что Швейцария – это федерация кантонов, каждый из которых сам отвечает за свою культуру и поэтому в каждом из них ситуация разная. Наши ансамбли привыкли к необходимости выживать и искать средства самостоятельно, а не ждать помощи от государства. Я сам вхожу в комиссию, которая решает вопрос о том, кому из молодых композиторов оказать финансовую поддержку, стоит ли государству заказывать сочинение тому или иному композитору и какой гонорар ему необходимо заплатить. И пусть речь идет об очень небольших деньгах, крайне важно держать руку на пульсе, вовремя заметить талант и поддержать его. В противном случае всё может исчезнуть и восстановить будет очень сложно. Так что с новой музыкой везде непросто и за нее все время надо бороться. Я хочу задать вопрос о Базеле, в котором Вы живете уже лет 30. Что для Вас этот город, воплотился ли как-то его образ в Вашем творчестве? Повлиял ли Базель на мое творчество, наверное, другие лучше ответят на этот вопрос. Но все-таки я думаю, что да. Потому что место и условия, в которых ты работаешь, безусловно, отражаются и на самой работе. Я родился в Берне, учился в Германии, а затем вернулся в свою страну и сначала жил в Винтертуре, маленьком городе недалеко от Цюриха. Там был интерес к современной музыке, но не было ее самой. Приходилось создавать ее структуру заново, в том числе и собственными силами, и это было тогдашней моей жизненной программой. А когда я переехал в Базель, жизненная программа изменилась, потому что современная музыка там уже существовала. Так что хотя бы в этом смысле город Базель действительно повлиял на мое творчество. Нет ли у Вас каких-то пожеланий Ансамблю Omnibus? Я бы очень хотел, чтобы они смогли побывать у нас в Швейцарии. Хотя это и не просто, но там есть и музыкальные коллективы, и фестивали, и люди, которые заинтересованы в их приезде.
Беседовала М. Стальбовская
30 октября 2012 года, Ташкент |